Неточные совпадения
Но Левин ошибся, приняв того, кто сидел в коляске, за старого князя. Когда он
приблизился к коляске, он увидал рядом со Степаном Аркадьичем не князя, а красивого полного молодого
человека в шотландском колпачке, с длинными концами лент назади. Это был Васенька Весловский, троюродный брат Щербацких — петербургско-московский блестящий молодой
человек, «отличнейший малый и страстный охотник», как его представил Степан Аркадьич.
— Я несчастлива? — сказала она,
приближаясь к нему и с восторженною улыбкой любви глядя на него, — я — как голодный
человек, которому дали есть. Может быть, ему холодно, и платье у него разорвано, и стыдно ему, но он не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое счастье…
Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных, поражающих и печальною своею действительностью,
приближается к характерам, являющим высокое достоинство
человека, который из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения, который не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей
к бедным, ничтожным своим собратьям, и, не касаясь земли, весь повергался и в свои далеко отторгнутые от нее и возвеличенные образы.
Приближаясь к селению, она увидела того самого угольщика, которому померещилось, что у него зацвела корзина; он стоял возле повозки с двумя неизвестными мрачными
людьми, покрытыми сажей и грязью.
Катя неохотно
приблизилась к фортепьяно; и Аркадий, хотя точно любил музыку, неохотно пошел за ней: ему казалось, что Одинцова его отсылает, а у него на сердце, как у всякого молодого
человека в его годы, уже накипало какое-то смутное и томительное ощущение, похожее на предчувствие любви. Катя подняла крышку фортепьяно и, не глядя на Аркадия, промолвила вполголоса...
— Ради ее именно я решила жить здесь, — этим все сказано! — торжественно ответила Лидия. — Она и нашла мне этот дом, — уютный, не правда ли? И всю обстановку, все такое солидное, спокойное. Я не выношу новых вещей, — они, по ночам, трещат. Я люблю тишину. Помнишь Диомидова? «
Человек приближается к себе самому только в совершенной тишине». Ты ничего не знаешь о Диомидове?
В конце концов Самгин все чаще
приближался к выводу, еще недавно органически враждебному для него: жизнь так искажена, что наиболее просты и понятны в ней
люди, решившие изменить все ее основы, разрушить все скрепы.
Затем вспоминалось, как падала стена казармы, сбрасывая с себя
людей, а он, воображая, что бежит прочь от нее, как-то непонятно
приблизился почти вплоть
к ней.
— Красота более всего необходима нам, когда мы
приближаемся к женщине, как животное
к животному. В этой области отношений красота возникла из чувства стыда, из нежелания
человека быть похожим на козла, на кролика.
Посьет сейчас же поворотил и
приблизился к лодке; там было
человек двадцать: все присмирели, спрятавшись на дно лодки.
Если корма достаточно, тигр не трогает домашний скот; только крайняя нужда заставляет его
приближаться к селениям и нападать на
человека.
Дубровский пошел далее. Два
человека приблизились к нему; они его окликали. Дубровский узнал голос Антона и Гриши. «Зачем вы не спите?» — спросил он их. «До сна ли нам, — отвечал Антон. — До чего мы дожили, кто бы подумал…»
Не одни железные цепи перетирают жизнь; Чаадаев в единственном письме, которое он мне писал за границу (20 июля 1851), говорит о том, что он гибнет, слабеет и быстрыми шагами
приближается к концу — «не от того угнетения, против которого восстают
люди, а того, которое они сносят с каким-то трогательным умилением и которое по этому самому пагубнее первого».
Все три породы — отличные бегуны, особенно кроншнеп малого рода: когда станет
к нему
приближаться человек, то он, согнувши несколько свои длинные ноги, вытянув шею и наклонив немного голову, пускается так проворно бежать, что глаз не успевает следить за ним, и, мелькая в степной траве какою-то вьющеюся лентою, он скоро скрывается от самого зоркого охотника.
Если же тревога была не пустая, если точно
человек или зверь
приблизится к стае — быстро поднимаются старики, и стремглав бросаются за ними молодые, оглашая зыбучий берег и спящие в тумане воды и всю окрестность таким пронзительным, зычным криком, что услышать его за версту и более…
— Лета ихние! Что делать-с! — заметил Гедеоновский. — Вот они изволят говорить: кто не хитрит. Да кто нонеча не хитрит? Век уж такой. Один мой приятель, препочтенный и, доложу вам, не малого чина
человек, говаривал: что нонеча, мол, курица, и та с хитростью
к зерну
приближается — все норовит, как бы сбоку подойти. А как погляжу я на вас, моя барыня, нрав-то у вас истинно ангельский; пожалуйте-ка мне вашу белоснежную ручку.
Во время присоединения Кавказа владетель Баку Гуссейн-хан объявил Цицианову, что он сдает город без боя; но, когда Цицианов с двумя ординарцами
приблизился к городу, он был предательски убит.], свидетель его коварного убийства,
человек поля, боя и нужды!
— Блинов едет… Великий
человек едет!.. Ха-ха… — думал вслух Прозоров, нетвердой походкой
приближаясь к своему жилищу. — Светило науки, финансист… Х-ха!.. Лукреция?
— Они все, ваше высокоблагородие, таким манером доверенность в человеческое добросердечие питают! — вступился станционный писарь, незаметно
приблизившись к нам, — а что, служба, коли, не ровен час, по дороге лихой
человек ограбит? — прибавил он не без иронии.
Я живо помню: бывало, подъезжаешь
к Москве из деревни, то верст за шесть уже чувствуешь, что
приближаешься к муравейнику, в котором кишат благополучные
люди.
Он помялся на месте — и нерешительно протянул руку вперед. Санин быстро
приблизился к нему — и пожал ее. Оба молодых
человека с улыбкой поглядели друг на друга — и лица у обоих покрылись краской.
Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары на спотыкающегося, корчившегося
человека, и все так же били барабаны и свистела флейта, и все так же твердым шагом двигалась высокая, статная фигура полковника рядом с наказываемым. Вдруг полковник остановился и быстро
приблизился к одному из солдат.
Но так как, во-первых,
люди не стоят на месте, а непрерывно движутся, всё более и более познавая истину и
приближаясь к ней своею жизнью, и, во-вторых, все они по своему возрасту, воспитанию, породе расположены в постепенной градации от
людей, наиболее способных понимать новые открывающиеся истины внутренним путем, до
людей, наименее способных
к этому, то
люди, ближе других стоящие
к тем, которые усвоили истину внутренним способом, одни за другими сначала через длинные промежутки времени, а потом всё чаще и чаще переходят на сторону новой истины, и количество
людей, признающих новую истину становится всё больше и больше, и истина становится всё понятнее и понятнее.
Так что предсказание о том, что придет время, когда все
люди будут научены богом, разучатся воевать, перекуют мечи на орала и копья на серпы, т. е., переводя на наш язык, все тюрьмы, крепости, казармы, дворцы, церкви останутся пустыми и все виселицы, ружья, пушки останутся без употребления, — уже не мечта, а определенная, новая форма жизни,
к которой с всё увеличивающейся быстротой
приближается человечество.
Не очнутся они, и совершится такое же ужасное дело, какое было в Орле, и усилится в других
людях то самовнушение и внушение, под влиянием которого они действуют; очнутся они, и не только не произойдет такого дела, но еще и многие из тех, которые узнают про оборот, который приняло дело, освободятся от того внушения, в котором они находились, или по крайней мере
приблизятся к такому освобождению.
Казалось бы очевидным, что первое, что должен сделать такой
человек, если он хочет хоть сколько-нибудь
приблизиться к христианству или либерализму, состоит в том, чтобы перестать грабить и губить
людей посредством поддерживаемого правительством убийствами и истязаниями его права на землю.
Но как же могут
люди соединиться в истине или хотя бы
приблизиться к ней, если они не только не высказывают ту истину, которую знают, но считают, что этого не нужно делать, и притворяются, что считают истиной то, что не считают истиной.
Существование в
человеке животного, только животного, не есть жизнь человеческая. Жизнь по одной воле бога тоже не есть жизнь человеческая. Жизнь человеческая есть составная из жизни животной и жизни божеской. И чем более
приближается эта составная
к жизни божеской, тем больше жизни.
Все эти
люди находятся в получасе езды от того места, где они, для того чтобы доставить богатому малому ненужные ему 3000, отнятые им у целого общества голодных крестьян, могут быть вынуждены начать делать дела самые ужасные, какие только можно себе представить, могут начать убивать или истязать так же, как в Орле, невинных
людей, своих братьев, и они спокойно
приближаются к тому месту и времени, где и когда это может начаться.
И было страшно: только что
приблизился к нему
человек как нельзя плотней и — снова чужой, далёкий, неприятный сидит на том же месте, схлёбывая чай и глядя на него через блюдечко всё [с] тою же знакомою, только немного усталою улыбкой.
— А! — сказал
человек и, так как нас толкали герои и героини всех пьес всех времен, отошел ближе
к памятнику, сделав мне знак
приблизиться. С ним было еще несколько
человек в разных костюмах и трое — в масках, которые стояли, как бы тоже требуя или ожидая объяснений.
Оружие и воинственный вид запорожца обратили на себя общее внимание, и, когда он подошел
к церковному погосту, толпа с почтением расступилась, и все передние крестьяне, поглядывая с робостью на Киршу, приподняли торопливо свои шапки, кроме одного плечистого детины, который, взглянув довольно равнодушно на запорожца, оборотился снова в ту сторону, откуда
приближалось несколько саней и
человек двадцать конных и пеших.
И все качалось из стороны в сторону плавными, волнообразными движениями.
Люди то отдалялись от Фомы, то
приближались к нему, потолок опускался, а пол двигался вверх, и Фоме казалось, что вот его сейчас расплющит, раздавит. Затем он почувствовал, что плывет куда-то по необъятно широкой и бурной реке, и, шатаясь на ногах, в испуге начал кричать...
К Зубову подошел Резников. Потом один за другим стали
приближаться другие… Бобров, Кононов и еще несколько
человек с Яковом Маякиным впереди ушли в рубку, негромко разговаривая о чем-то.
Если же бы они были вечны, то положим (хотя это и труднее тем же
людям, а не новым поколениям исправлять ошибки и
приближаться к совершенству), положим, они бы достигли после многих тысяч лет цели, но тогда зачем же они?
Меж тем небольшой отряд, наделавший так много тревоги,
приблизился к мосту; впереди шло
человек пятьсот безоружных французов, и не удивительно, что они перепугали народ.
Все это, наконец, до того отвратило его от службы, что он, перестав совершенно ею заниматься, сделался исключительно светским
человеком и здесь, в благовонной «сфере бала», встретил некую Наталью Сергеевну — прелесть женского ума, сердца, красоты, — так что всякий, кто
приближался к ней, делался или, по крайней мере, старался сделаться возвышенней, благородней и умнее.
Темнел впереди назначенный для ухода день и, вырастая,
приближался с такой быстротой, словно оба шли друг
к другу: и
человек, и время, — решалась задача о пущенных навстречу поездах. Минутами Саше казалось, что не успеет надеть фуражки — так бежит время; и те же минуты тянулись бесконечно, растягиваясь страданиями и жутким беспокойством за Елену Петровну.
За ними шло
человек десять мужиков с связанными назад руками, с поникшими головами, без шапок, в одних рубашках; потом следовало несколько телег, нагруженных поклажею, вином, вещами, деньгами, и, наконец, две кибитки, покрытые рогожей, так что нельзя было, не приподняв оную, рассмотреть, что в них находилось; несколько верховых казаков окружало сии кибитки; когда Орленко с своими казаками
приблизился к ним сажен на 50, то, велев спутникам остановиться и подождать, приударил коня нагайкой и подскакал
к каравану.
Не вдаваясь в метафизические суждения о том, каковы на самом деле каузальные отношения между общим и частным (причем необходимо было бы прийти
к заключению, что для
человека общее только бледный и мертвый экстракт на индивидуального, что поэтому между ними такое же отношение, как между словом и реальностью), скажем только, что на самом деле индивидуальные подробности вовсе не мешают общему значению предмета, а, напротив, оживляют и дополняют его общее значение; что, во всяком случае, поэзия признает высокое превосходство индивидуального уж тем самым, что всеми силами стремится
к живой индивидуальности своих образов; что с тем вместе никак не может она достичь индивидуальности, а успевает только несколько
приблизиться к ней, и что степенью этого приближения определяется достоинство поэтического образа.
То и другое требование — следствие ограниченности
человека; природа и действительная жизнь выше этой ограниченности; произведения искусства, подчиняясь ей, становясь этим ниже действительности и даже очень часто подвергаясь опасности впадать в пошлость или в слабость,
приближаются к обыкновенным потребностям
человека и через это выигрывают в его глазах.
Так как иногда случается, что тетерева полднюют недалеко от привад, то надобно
приближаться к ним весьма осмотрительно, то есть не подъезжать прямо
к приваде, не вылезать из саней и не подходить
к ней, а проехать мимо поближе (ибо
человека, едущего на санях, тетерева не боятся), так, чтоб было разглядеть: бывают тетерева на приваде или нет?
Время от времени слышатся также человеческие шаги… Они
приближаются… Из мрака выступает
человек с лысой головою, с лицом, выбеленным мелом, бровями, перпендикулярно выведенными на лбу, и красными кружками на щеках; накинутое на плечи пальто позволяет рассмотреть большую бабочку с блестками, нашитую на груди камзола; он подходит
к мальчику, нагибается
к его лицу, прислушивается, всматривается…
Тут самоуверенность была так сильна, что и смущение и молчание было бы принято за выражение того благоговения, с которым обыкновенный
человек приближается в первый раз
к великому
человеку.
Софист наблюдатель мог бы заключить из этого, что
человек,
приближаясь к небу, уподобляется растению, которое на вершинах гор теряет цвет и силу.
(Гость, молодой
человек, выходит из гостиной, кланяется Софье и
приближается к ней.)
— вполголоса напевал дьякон, обнимая Алексея Максимовича, блаженно улыбавшегося ему в лицо. Полтора Тараса сладострастно хихикал. Ночь
приближалась. В небе тихо вспыхивали звезды, на горе в городе — огни фонарей. Заунывные свистки пароходов неслись с реки, с визгом и дребезгом стекол отворялась дверь харчевни Вавилова. На двор вошли две темные фигуры,
приблизились к группе
людей около бутылки, и одна из них хрипло спросила...
Дома меня ожидали недоумение и, пожалуй, насмешки жены, унылый верхний этаж и мое беспокойство, но это в мои годы все-таки легче и как-то роднее, чем ехать двое суток с чужими
людьми в Петербург, где я каждую минуту сознавал бы, что жизнь моя никому и ни на что не нужна и
приближается к концу.
Граждане в сию последнюю ночь власти народной не смыкали глаз своих, сидели на Великой площади, ходили по стогнам, нарочно
приближались к вратам, где стояла воинская стража, и на вопрос ее: «Кто они?» — еще с тайным удовольствием ответствовали: «Вольные
люди новогородские!» Везде было движение, огни не угасали в домах: только в жилище Борецких все казалось мертвым.
Вот где-то разговаривают
люди. Мельник подошёл
к плетню и лёг на скамью возле него, чувствуя, что ему неможется от бессонницы. А голоса
людей всё
приближались…